Снова и снова:



Три года там не расцветут

Ни травы, ни цветы,

Чтоб даже землю жгло клеймо

Позорной наготы

Перед лицом святых небес

И звездной чистоты.



Боятся люди, чтоб цветов

Не осквернил злодей,

Но божьей милостью земля

Богаче и щедрей,

Там розы б выросли алей,

А лилии белей.



На сердце б лилии взошли,

А розы - на устах.

Что можем знать мы о Христе

И о его путях,

С тех пор как посох стал кустом

У странника в руках?



Ни алых роз, ни белых роз

Не вырастить в тюрьме,-

Там только камни среди стен,

Как в траурной кайме,

Чтоб не могли мы позабыть

О тягостном ярме.



Но лепестки пунцовых роз

И снежно-белых роз

В песок и грязь не упадут

Росою чистых слез,

Чтобы сказать, что принял смерть

За всех людей Христос.

---

Или вот - из той же самой поэмы:



А мертвый, высунув язык,

В жгутах лиловых жил.

Все ждет того, кто светлый Рай

Разбойнику открыл,

Того, кто все грехи людей

Голгофой искупил.



Одетый в красное судья

Отмерил двадцать дней,

Коротких дней, чтоб Он забыл

Безумный мир людей,

Чтоб смыл Он кровь не только с рук,

Но и с души своей.



Рука, поднявшая кинжал,

Теперь опять чиста,

Ведь только кровь отмоет кровь,

И только груз креста

Заменит Каина клеймо

На снежный знак Христа.





...



Есть возле Рэдинга тюрьма,

А в ней позорный ров,

Там труп, завернутый людьми

В пылающий покров,

Не осеняет благодать

Заупокойных слов.



Пускай до Страшного суда

Лежит спокойно Он,

Пусть не ворвется скорбный стон

В его последний сон,-

Убил возлюбленную Он,

И потому казнен.



Но каждый, кто на свете жил,

Любимых убивал,

Один - жестокостью, другой -

Отравою похвал,

Трус - поцелуем, тот кто смел,-

кинжалом наповал.



Правда, в переводе Бальмонта все это звучит лучше - но не нашел перевода в Инете, увы

---

Есть несколько отрывков, что всегда пробивают на слезу - условный рефлекс, как у собаки Павлова:



Из года в год сирень цветет

И вянет в свой черед,

Но виселица никогда

Плода не принесет,

И лишь когда живой умрет,

Созреет страшный плод.



Все первый ряд занять хотят,

И всех почет влечет,

Но кто б хотел в тугой петле

Взойти на эшафот,

Чтоб из-под локтя палача

Взглянуть на небосвод?



В счастливый день, в счастливый час

Кружимся мы смеясь,

Поет гобой для нас с тобой,

И мир чарует глаз,

Но кто готов на смертный зов

В петле пуститься в пляс?



Нам каждый день казнил сердца

Тревогой ледяной:

В последний раз один из нас

Проходит путь земной,

Как знать, в каком аду пылать

Душе Его больной.

---

В тяжелые моменты жизни друзья начинают вести себя надменно и высокомерно - и я всегда думаю: "Ладно, сявки, вот выберусь из этого кризиса - пошлю вас всех в отставку".

Но ведь не пошлю - по двум причинам:

1. Во-первых, жалко. Ибо когда мне хорошо, то сразу вся мстительность пропадает - а зря:

"Тут во всем они признались,

Повинились, разрыдались;

Царь для радости такой

Отпустил всех трех домой"

2. А кем их заменить? Ибо если бы был мир, где обитали другие люди, то уничтожил бы я сей народ, и населил бы мир другими людьми, более прекрасными.

Но, поскольку такого нет, то приходится общаться с теми, кто есть.

"Ибо я слепил их из того, что было у меня, и что было у меня, то и возлюбил любовию своей, которой люблю я"

---

О-о-о, как же она прекрасна! Эта бархатная смуглая кожа, эти темно-карие, такие редкие глаза, это волнующаяся грудь и волнующееся все остальное!

Неужели кто-то другой может ее обнимать, не я - какой-то презренный Винсен кассель?! Да я ему за это буркалы выколю! Всю жизнь будет на лекарства работать!



Простите, это я поддался влиянию большинства женских дневников. авторы которых вывесят фотку какого-то Клуни и начинают публично пускать слюни!



Хрю-хрю!

---

Давным-давно, еще при советской власти, в моем городе построили луна-парк. Знаете, что такое луна-парк для детей заштатного городка? Это, в сущности, и есть рай. Два дня подряд дети ломились в его ворота густой толпой и все прибывали – а на третий день администрация закрыла лунапарк на ремонт (хотя ни один из аттракционов не был поврежден; закрыла просто так, для порядку), а через неделю пришли рабочие и как-то ненарочно, по неуклюжести, изломали пару автоматов. Он стоит в нашем городе до сих пор - груда ржавых машин. Во всем этом не было никакой спланированности, все произошло очень естественно, как будто у луна-парка в нашем городе не было иной судьбы. Я совершенно уверен, что если бы Господь Бог устроил бы людям рай на земле, то события развивались бы абсолютно в том же русле: на третий день его точно так же закрыли бы, а через неделю сломали бы.

---

Ближний, ближний – славный парень,

Точно вымыто лицо

Православною испариной.

А в носу его - кольцо.



Ближний, ближний входит в хижины

Со слезами и елеем,

И хихикают все ближние,

Друг о друге сожалея.



Ночью месяц над деревней

Ближний правит торжество.

И бегут, бегут деревья

Милосердия его.





Оч. старое, написано в период моей ненависти к навязчиво-миссионерскому христианству.

---

А вот стихотворение, сочиненное в глубочайшем опьянении год назад, в теплой компании друзей-врагов (не слишком серьезно):


Сказки

Теперь, когда пухлый томик
Довольно меня изнурил,
Я вижу: мир - пряничный домик,
Съедаемый изнутри.

Мы все здесь - звери в яме,
И выбраться нам не дано,
Друзья, так будем друзьями,
Раз жизнь все равно - говно!

И будем мы пить - охотно,
И будем жить - долго, долго.
Как жили, должно быть, охотники,
Убившие серого волка...

@темы: Стихи

---

Эх, как же тяжело что-то объяснить людям, когда 22 года прожил не в России, а в азиатской стране, рядом с Афганистаном и Китаем, где сейчас процветает диктаторский режим, по сранению с которым инициативы хитроумного тов. Путина выглядят прямо-таки мелкими пакостями.



А первый свой год в Москве после своей родины я жил, как на Марсе, ничего не понимая в этой социальной реальности. Написать бы про это книгу, но в связи с мудрой миграционной политикой наших властей уже, видно, не успею.



Быстро адаптировался, однако, к реалиям своей новой родины (хорошо забытой старой), хотя только внешне, наверное. А вот в пятидесятитысячный раз сегодня подумал, что все равно ничего не объяснить человеку, если он сам не жил в таком обществе.

Видно, люди воспринимают информацию только эмпирически, более никак. Поэтому, наверно, мало у нас в МГУ хороших историков: дети, пересевшие из-за школьных парт за парты университетские, не понимают мотивации поступков людей в различных ситауциях, если они: А) не сидят в библиотеке б) не пьют пиво с друзьями в) и т.д., и т.п. И уж тем более им не понять логики людей, живших во времена, когда при осаде города пленных подвешивали за ребро. Я тут во время учебы читал монографии наших историков о моем родном Узбекистане: даже Средиземье Толкиена и то больше схоже с Узбекией, нежели то, что они описывают.

Увы.

---

А вот еще из оч. старого (лет 10 назад, еще в Андижане, коего я был узником ):


Видишь - на лунном мраморе статуй
Тени сожженных цветов?
Копья и стрелы, шлемы и латы -
Вечно звучащее эхо криком разорванных ртов?

Тысячи рук, протянутых к небу,
Тысячи спин, несущих свой крест.
Тщетны мольбы - Зевсу ли, Фебу:
Солнце погаснет, как только богам надоест.

Строили мы - пирамиды и башни;
Солнце, ползущее в небе, мерило час.
Прожили мы - сегодняшний день, как вчерашний.
Было объявлено: завтра уже не для нас.

Бросили в ямы, оплакали звонкой лопатой.
Стало душою забвение, телом - бетон.
Видишь - на лунном мраморе статуй
Тени сожженных цветов?

@темы: Стихи

---

Он стал успокаиваться, уже не испытывая огорчения от мира, охватившего его со всех сторон, как охватывает вода нырнувшего человека. Теперь это именно была вода, а вовсе не кислота, разъедавшая его понемногу, как раньше. Тогда и возникла у него привычка гулять по вечерам: после часа лежания на диване, когда из памяти выгружались обороты и интонации, при помощи которых он общался с сослуживцами, он нахлобучивал шапку, одевал черное пальто и, замотавшись шарфом так, что превращался в фигуру, напоминающую человека-невидимку, выходил на улицу. Шел он мимо продуктовых киосков с двумерной рыбой (новейшее столичное изобретение – в отличие от обычной –3D-рыбы - у нее есть только длина и ширина, но совсем нет толщины), нижних (и лучших) половин женских фигур в витринах, кричащих людей и брызг салюта. Морозная Москва напоминала ему внутренность аквариума, где стекла магазинов и мягкий свет вкупе с темной синевой неба прекрасно гармонировали с незабвенной мелодией Сен-Санса, звучавшей у него в голове.



Эта неспешная прогулка заполнила собой не только его досуг, но и все дни, каждое его движение. Люди превратились в деревья, иногда машущие ему ветвями. Иногда неожиданно они возникали на его пути – примерно так же, как когда-то выскакивали в детском аттракционе «комната страха» всякие чудовища, ведьмы, скелеты на пути у несущегося по рельсам вагончика – не для того, чтобы поговорить, напугать или оставить хоть какой-то след, а лишь для того, чтобы тут же быть схваченными за спину и утащенными вон из поля зрения невидимой механической рукой.

---

Загадка для знатоков скандинавской мифологии:



Урд, Скульд и Верданди сидели на веранде.

Урд упала, Скульд пропала, кто остался на веранде?

---

Я все стерплю - и тихий смех друзей,

И преданность врагов, и утро понедельника:

И все - с физиономией бездельника,

Купившего билет в музей.



За годы жизни здесь я потерял

Любое постоянное обличье,

И составляющий меня материал-

Всепобеждающее безразличье.



Мои шаги уже едва слышны,

Не жду я - ни весны, ни лета.

Когда опустится планета

В сиреневые волны тишины-

Я все стерплю - и даже это.



Смогу пройти: сквозь языки огня,

По дну морскому и под медный трубный глас



Когда ж придет мой страшный час,

Мой страшный, страшный час,

Господь, не брось меня.

Господь, не брось меня.









Оч. старое стихотворение, лет 5 назад писано.

---

Нормальная женщина? Что такое нормальная женщина? Это оксюморон: горячий снег, живой труп, нормальная женщина. Скажем так, чтобы не обижать феминисток: о нормальных женщинах нужно говорить предположительно, как о черных дырах: теоретически их существование представляется вполне вероятным, но ни одной пока не обнаружено.

---

Вцепился в розовую тьму
В высоком небе лютый холод.
Лев: р-р-р! Единорог: му-у-у!
Два зверя осаждают город.

Два геральдических животных,
В поход пришедших на Москву,
Парят над крышами – и вот их
Относит ближе к Рождеству.

И там, барахтаясь в тумане,
Глядясь в аквариум витрин,
Ведут кровавый бой над нами,
А мы скользим, спешим, шустрим -

Иль торжествуем, иль подарков
Ведем абстрактную игру,
Не замечая битвы жаркой,
А только жар любимых рук.

О, как сплетаются их гривы
И бьется в лапах их штандарт-
Сер, как декабрь - или игривый
И розовый, как месяц март.

Затем весна - и звери бездны
Цветным рассыплются стеклом:
Игрушкой детской, бесполезной -
Поскольку время истекло.

@темы: Стихи

---

А вот идиотская стилизация под английскую балладу:


Отец и сын

Я не был праведен, о да,
Не каюсь в этом я,
И если падает звезда,
Пусть прямо на меня!

Я был хитер, я был жесток,
С главой, как пень, пустой.
Но всяк сверчок – на свой шесток,
А мой шесток – шестой.

Не первый он, увы, увы,
Бывает в жизни так,
Да, судьи, праведны все вы:
Пусть грудь моя в кустах,

А голова в Крестах торчат –
Не вы тому виной.
Но ты отец, кем я зачат,
Иди на смерть за мной.

Я был рожден тобой, тобой,
Свидетель я греха.
Когда пойдешь ты на убой,
Не засмеюсь: «Ха-ха».

---

Ведь вместе мы пойдем на смерть-
Где смеха тут надыбать?
Ты математик был – измерь
Теперь спиною дыбу.

Я помню – все-то ты считал
И вычислял, дубина.
А человеком не считал
Меня, мальчишку сына.

И вот из дома, где царил
Покой и штангельциркуль,
Я шел на улицу и пил
С потасканною цыпой.

Потом я начал бить людей,
Затем и глотки рвать им -
Пока ты славил свой отдел,
Пещрил кругами ватман.

Вот так мы шли все эти дни
По некоей параболе-
Ты вверх, а я, что мочи, вниз.
Нам встретиться пора бы.

---

К чему весь этот глупый чат-
Я признаю вину.
Но ты, отец, кем я зачат,
Пойдем со мной ко дну.


Абсурдистская поэзия очень охлаждает перегревшийся на работе и по жизни процессор.

@темы: Глупо-героические баллады

---

Стихи

Пьеро, Арлекин, Коломбина -

Три пальца трехпалой руки –

Вы сами друг друга убили:

Как трепетные дураки,



Травили друг друга по очереди,

Ломали подолгу кровать,

У окон стояли полночью

И вместе пришли умирать.



Ведь женское сердце так хрупко,

А мыщцы мужчин так стальны!

Прощай, отпускаю, голубка,

Мы равно удалены



В коричневый сумрак корзины

Для старых, ненужных бумаг.

Так, после порывов сильных,

Спасителен полумрак.



Все в прошлом – и это так жалко,

Теперь ничего не попишешь:

Закатное солнце пожарником

Уходит от стен пепелища.