Моя подруга Лю пишет мне по аське: «Изучаю Фотошоп». Я ей: «А зачем?» Она: «Для самообразования, пригодится для работы и карьеры». Я: «Лю, неужто ты думаешь, что новые знания помогут тебе сделать карьеру и т.д.? Карьера обычно делается наглостью, угождением и нахрапом, а твои таланты не имеют к этому отношения». Она загрустила и спрашивает меня: «Зачем тогда вообще учиться?" А я ей: «А затем, что в глазах Бога ученый человек стократ выше менеджера». Она: " ".
И это действительно единственное утешение, которое я смог придумать в этом случае. Вспомнились слова американской песни, которую напевала одна моя почти шапочная знакомая:
People killing, people dying,
Children hurtin you hear them crying.
Can you practice what you preach -
Would you turn the other cheek?
Хорошая песня такая, иррационально-непротивленческая, в духе древнеримских стоиков: ну да, люди страдают, люди умирают – а зачем? - никому это не ведомо, и ничего с этим поделать, продолжай улыбаться...
читать дальше Современное белое человечество вслед за агностицизмом вновь бросилось в стоицизм. Я сижу в рабочем кабинете в своей газете, а вокруг меня движутся информационные потоки, как паутинки, по движению которых паук может понять, что же творится вокруг него. Я чувствую: современное христианство в том виде, в котором оно существует в сознании американцев, европейцев, русских, ослабло. Что толку в религии, если она не может объяснить, зачем нужны страдания и что с ними делать?
Нужно обновление, разрыв всяких отношений с современными вселенскими церквями- идеологиями, толстыми, довольными и буржуазными, служащими мамоне и цесарю. Это обновление не за горами, и оно наступит не по мановению руки белого человека. Еще в 70-ые годы Иоанн Павел II неожиданно оказался перед фактом: католицизм в Европе стал резко сдавать позиции, во многом потому, что стереотипом католического священника стал человек не от мира сего, выросший в специфической среде, ничего не знающий о проблемах повседневной жизни прихожан, ничего не могущий им подсказать или посоветовать. А поскольку в ХХ веке белый европеец стремился к рациональности (хотя едва ли был когда-нибудь последовательно рационален), то уважения у него такой священник не вызывал. Но еще более странным было вот что: в Латинской Америке католицизм обрел новое дыхание, пасторы там были, как правило, фигурами харизматическими, исполненными неистового и иррационального прозелитизма, классически фанатичными, бескомпромиссными. Они были были мало образованы и тем еще ближе к народу, а пуще всего тем, что их вера практически вобрала в себя языческие традиции негритянского и индейского населения континента. И Иоанн Павел II вынужден был благословить фавнов нового мира, подобно персонажу уайльдовской сказки ("И задрожал Священник, и вернулся в свой дом молиться. И утром, на самой заре, вышел он с монахами, и клиром, и прислужниками, несущими свечи, и с теми, которые кадят кадильницами, и с большою толпою молящихся, и пошел он к берегу моря, и благословил он море и дикую тварь, которая водится в нем. И Фавнов благословил он, и Гномов, которые пляшут в лесах, и тех, у которых сверкают глаза, когда они глядят из-за листьев. Всем созданиям божьего мира дал он свое благословение; и народ дивился и радовался".), признав, например, культ знаменитой Марии Гваделупской в Бразилии, против которого Католическая церковь столько десятилетий впустую боролась.
Я cчитаю себя одним из «последних римлян» нашего времени. Подобно Лукиану или Порфирию, я родился на периферии распадающейся на части империи, а потом переехал в столицу, где на фоне выродившихся, бесталанных, развращенных бездельем и отучившихся думать, кроме как о денежно-половых проблемах, ее жителей стал заметен и немного известен. Я нетипичен для нашего времени, если говорить об основной массе людей, населяющих планету. И типичен как симптом происходящей перемены, которая столь громадна, что мы ее не увидим и не поймем, как не увидит комар, сидящий на теле слона, направления его движения.
Более всего в своей жизни я рад тому, что не окажусь среди фарисеев и сомневающихся, если сейчас явится Мессия.